А я гадал весь день - к чему рвались крючки,
к чему дыра в садке. Дома я понял таки,
у дощатой стены ночь, на корточках сидя,
были слепы глаза, а теперь они видят,
как дороги эти бёдра, что сплели паутину узорами,
в ней дрожащие выдохи стынут, и вторят им
вереницы ударов сердца. Смотри, стерва, ЧТО
ты порвала бегством?!
Молчит камыш, над степью чёрный купол.
Ещё минута, моток верёвки стукнул глухо
о брюхо лодки, в уключины уселись вёсла туго,
пора заблудной туда где пьяно и людно.
Продираясь сквозь пляски, визгливые свары,
круги хороводов в орущем пьяном угаре,
через звериный разгул хмельного крика и смрада
сквозь людскую толпу - дурное дикое стадо-
блесни на миг среди душ тлелых.
Ведь ты всегда в этом костре ярче всех горела!
Хотя бы голос твой, взмах руки, колени!
в ответ мелькают блики, силуэты и тени. /Шым/
Впопыхах, с хрипом дыхания, с пленной на руках,
с её бранью пьяной, с её локтями, связанными
за коленами узами и горьким пленом.
Вниз бегом до берега, где река
могла бы их оберегать, наверняка,
от упрёка прохожих на пути, громко
встревоженных воплями: "Отпусти!"
Вот он отчалил, она бьётся отчаянно
о борта лодки плечами, изо рта,
в порыве рвотного рычания,
клонит голову над гладью,
жалея нового платья.
Пришла в себя. Улеглось. И давай опять:
" Оставь меня, брось! В городе дамы нарядные
лезут в толпу сплошную, а ты всё "ну их!",
вцепился в сестру родную. Там румянами
одна аж сияет вся, ну зачем ты со мной нянчишься,
с пьяницей, уже бы задушил, утопил, без разницы,
в этой глуши мне среди людей нравится..."
Заметила его глаза, залитые потом,
услышала свою речь, пьяную с икотой,
потом сонно, сипло «Парыню» затянула,
смолкла, сникла, на полуслове уснула.
И он был рад себя всего тратить,
ради того чтоб любоваться ею в нарядном платье,
с детства знакомые, скоро с дрожью истомной
тесно лягут рядом, дома... /Влади/.
Оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком.
Оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово /Хамиль/
оглушая тишиной тихого омута,
Ослепляя красотой грозового облака,
из глуши к большим огням города,
веселье сюда так и тянет волоком.
Оглушая тишиной тихого омута,
ослепляя красотой грозового облака,
прячь меня, словно петлю за воротом
от тех рук, что уведут в родное логово /Хамиль/ .